— Не нужно о них сожалеть, аль-Наджи — чудовищно спокойным голосом сказал Шариф — они погибли как мужчины в бою, с оружием в руках. Нельзя сожалеть о тех, кто погиб в бою с врагами твоего племени — их следует помнить и за них следует мстить. Но не сожалеть — жалость унижает воина, даже погибшего. Вам, франкам (так называют арабы всех европейцев — прим автора) этого не понять — и поэтому вы слабее нас.
Отвернувшись, я стал смотреть на багдадский пейзаж, проплывающий в люке нашего вертолета…
Адмирала выгрузили прямо в аэропорту Багдада. Тянуть дальше было нельзя — его сразу же, на специальном медицинском самолете отправили в тыловой госпиталь в Кувейт. Ковальски же остался с нами.
Там же, в Багдадском аэропорту мы наспех перевязались. Оказалось, что у меня в ноге застрял небольшой осколок, а я его даже не замечал пока шел бой. Ранены были все, но серьезных ранений не было ни у кого — все оставались на ногах. Через час попутный вертолет морской пехоты перебросил нас на базу «Кэмп-Браво». В Багдадском аэропорту же остались Шариф и его поредевшая группа — после оказания помощи, лететь с нами или идти с попутной колонной они отказались — сказали, что до рынка доберутся сами.
В «Кэмп-Браво» сил уже ни у кого не оставалось — даже не помню толком, что там было. Помню только что, разбредшись по кубрикам, мы провалились в тяжелый сон. А поздно вечером, меня, Душана, Милорада и Алекса, а также и связанного по рукам и ногам Ковальски забрал "Морской Ястреб" — вертолет палубной авиации, посланный моим отцом с авианосца "Рональд Рейган"…
Когда наш «Ястреб» находил на посадку на авианосец, уже темнело. Тем не менее, я заметил странное — на корме авианосца, там, где обычно садились вертолеты, стояли три черных, чем-то смахивающих на бегемота MH-47 (двухдвигательные вертолеты Chinook, модернизированные для специальных операций в особо опасных районах). На авианосце такие вертолеты обычно не базируются — но мне тогда было не до того.
— Вставай, вставай… Воин…
Проворчав что-то невнятное, я проснулся. В каюте, где я вчера свалился спать — на авианосце его называли гостевым — было темно, иллюминатор был задраен. На краю кровати, одетый в свой неизменный английский черный костюм сидел отец.
— Который час, па?
— Половина девятого по местному — ответил отец, взглянув на часы — давай переоденься и топай в адмиральскую каюту. Я буду там.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Хочу — глухим голосом ответил отец — мы все заврались… И из-за этого вранья ты чуть не погиб. Довольно уже лжи, из-за нее уже и так многие пострадали. Через полчаса я тебя жду.
Опираясь о стенки (Персидский залив сегодня был неспокойным, неподготовленный человек в таких условиях нормально ходить, не держась за все, что под руку попадается, по кораблю не может), отец вышел из каюты…
— Па?
— Заходи… — послышалось из-за двери — не заперто.
Зайдя в адмиральскую каюту, я аккуратно закрыл за собой дверь, огляделся. Отец сидел за столом в кресле адмирала Рейли, не знаю почему, но это на тот момент мне показалось чуть ли не святотатством….
— Присядь…
Я сел на потертый стул, пристально взглянул на отца. Тот рассматривал поверхность стола, как будто пытался найти на ней ответ на какой-то очень важный, жизненно важный для себя вопрос. Искал — и не находил ответа. В кабинете висело тяжелое молчание, начинать разговор не хотел никто. Наконец, отец решился заговорить первым.
— Я назову тебе четыре даты, выводы сделаешь сам…
Четвертого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года группа фанатично настроенных исламистов захватила американское посольство в Тегеране. В заложниках оказались все члены дипломатической миссии.
Через двадцать дней, двадцать четвертого декабря семьдесят девятого года советские войска вторглись в Афганистан.
В сентябре тысяча девятьсот восьмидесятого года президент Картер задумал операцию возмездия — массированный удар по стратегическим объектам Ирана силами не менее пятнадцати тысяч бойцов.
Двадцать второго сентября тысяча девятьсот восьмидесятого года Саддам Хуссейн напал на Иран. Тебе это ничего не говорит?
— Мне это говорит только о том, что ты опять темнишь, па… У меня сейчас не то настроение, чтобы разгадывать ребусы…
Отец недовольно хмыкнул, что означало то, что он разочарован.
— В восьмидесятом году мы узнали о том, что Советский Союз планирует в течение пяти последующих лет с помощью стран — сателлитов, главной среди которых был Ирак, оккупировать весь Ближний Восток. Весь! В этом случае, не менее семидесяти процентов всех мировых запасов нефти оказалось бы в руках стран Варшавского договора, а нас бы они взяли за глотку. Именно поэтому Советский союз не вмешался, когда аятолла Хомейни сверг шаха, именно поэтому они сделали все, чтобы спасти руководящий состав иранской коммунистической партии «Тудеш». Именно поэтому в тот момент иранскую резидентуру возглавлял один из самых опытных и опасных советских разведчиков — генерал Леонид Шебаршин. Им нужен был аятолла, нужен как таран. Сначала аятолла Хомейни должен был дестабилизировать страну, ослабить вооруженные силы, которые при шахе были вооружены и оснащены лучше, чем армии многих стран НАТО. Потом русские должны были, в соответствии с договором 1921 года полностью оккупировать Иран.